Петербургский сыск. 1870 – 1874 - Игорь Москвин

– Упаси Боже, – рука в быстром движении вознеслась в крестном знамении, – славная семья, четверо ребятишек, Ванечка самый младшенький ходить еще не научился. А как появился изверг этот…

– Вы о Порфирии?

– О нем окаянном, как приехал из Екатеринослава, так и началось. Мается бездельем, только, – понизил голос, – к девкам нашим и пристает. Вот и Лизоньку споганил, к Катьке подкатывал, немка и то его внимания не избежала, вот тут раздоры пошли нешуточные. Хозяйка, мол, испортил девку, так женись, ежели ты честный дворянин. А он, а мы по обоюдной страсти, тьфу, – проскрипел старый слуга, – смотреть было тошно.

– Как прошел сегодняшний день?

– Я понимаю Вам надо знать, чем занимался Алексей Иваныч перед его неожиданным уходом?

– Совершенно точно.

– Суматошный, доложу Вам день, мне пришлось нести письмо на квартиру злодея.

– Злодея?

– Как же мне называть молодого барина, если он загубил хорошего человека

– А дальше?

– Когда принесли первое письмо, Алексей Иваныч мне давал распоряжения по поводу его отъезда в Варшаву. Он сделал пометку на письме и отослал вместе со мною, даже не читая. Только занервничал, ему была неприятна вся эта история вокруг семьи. Спокойный человек, доведенный до нервного состояния. Он отослал с письмом меня. Порфирий Степаныч как увидел надпись, побледнел и крикнул: « Посмотри, что этот надутый индюк пишет, мол, подобная вещь не стоит ответа!» он схватил лист бумаги, что—то начертал и отправил со мною обратно. Добавил, пусть ждет в пять часов. Когда я воротился, Алексей Иваныч и Мария Степановна разговаривали с братом Лизы Егором, который пришел за вещами сестры.

– Беседа была спокойной?

– Да, Егор сетовал, что так получилось, вина на обоих молодых людях, что он сам отписал отцу о поведении сестры. После его ухода хозяйка слегла с головной болью, а Алексей Степаныч продолжил мне отдавать распоряжения. Через полчаса, через четверть, не помню, явился изверг, я ему сказал, что хозяин его примет в пять часов, как писано в письме и ни минутой раньше. Порфирий Степаныч от такого аж пятнами пошел, чуть с кулаками на меня не бросился. Оттолкнул со словами,: « Не хочет, я ему устрою» и пробежал в кабинет. Что было дальше, я к сожалению не видел. Были выстрелы, и молодой барин выскочил в расхлестанном виде, оттолкнул меня и побежал по лестнице.

– Сколько выстрелов было?

– Не помню, но наверное три раза бухнуло.

– Три?

– Точно три.

– А пистолета в руках не видели?

– Не заметил, – досадливо ответил Долбня.

– Скажите, а кто находился в квартире?

– Как всегда, кухарка, – начал перечислять старый слуга, – кормилица Катька, наша немка Маргарита Ивановна, тьфу, Иоганновна, я и наша хозяйка Мария Степановна, Егор Дмитриев к той поре уже ушел.

– Понятно, позовите кухарку и как ее величать?

– Мы Симой кличем.

Кухарка была низкого роста, плотно сбита, словно свежеиспеченная булочка, чем выдавала основное занятие. Пухленькие руки держала у груди, нагло выпирающей из платья. Голову повязывала цветная косынка, скрывающая волосы, так что не было заметно какого они цвета.

Остановилась на пороге, словно испытывая неловкость от того, что ее позвали.

– Проходи, Сима, проходи, не стой в дверях.

– Спасибо, – кивнула и прошла в кабинет.

– Скажи, Сима, что сегодня ты видела.

– Да ничего, – дернула плечом, – я ж целый день на кухне, дел своих хватает, и не бываю я в хозяйских покоях, мне это не к чему.

– Но все же?

– То, что господа с братом Марии Степановны в ругань ударились, так я от Катьки слышала, а так, – опять дернула плечом, – тишина и благодать. Хозяева наши смирные, добрые, голос на нас никогда не повышали, с лаской к нам, мы тем же платили, подарки к Рождеству, как полагается в этой семье.

– Молодой барин в кухню захаживал?

Сима покраснела.

– Что о нем можешь сказать?

– Приставучий он, как лист в бане, – тяжело давались слова кухарке, вроде бы и хочется поделиться, но стыд не дает. – Ладно, – решилась она, – как на кухне появится так– то за грудь норовит схватить, пока рядом никого нет, то под юбку залезть.

– Ты жаловалась хозяйке?

– Совестно было.

– Теперь можно и вдову навестить? – вопросительно посмотрел на Ивана Дмитриевича пристав.

– Не можно, а нужно, – и добавил, понизив голос, – если она, конечно, в состоянии нас принять.

Через несколько минут вернулся посланный к хозяйке старый слуга.

– Мария Степановна готова уделить вам время. Прошу за мною.

Свечи тускло освещали комнату, затрепетали мотыльками, когда начальник сыска и пристав вошли.

– Добрый вечер, господа! – произнёсла хозяйка хорошо поставленным голосом. – Извините, что принимаю вас не в надлежащем виде, но обстоятельства выше меня. После случившегося я плохо себя чувствую, поэтому попрошу не занимать много времени.

– Мы можем поговорить завтра, – предложил Иван Дмитриевич.

– Нет, я хочу закончить сегодня. Спрашивайте, вы же пришли за этим?

– Да.

– Он сознался в содеянном?

– Порфирий Степанович все рассказал, с него получены показания, если Вы об этом?

– Если он признал свою вину, то зачем все эти лишние хлопоты?

– Прошу прощения, сударыня, – с серьезным видом произнёс Путилин, – но есть определенная процедура, которой мы обязаны следовать.

– Хорошо, господа, я слушаю ваши вопросы.

– В последние недели как складывались отношения с братом?

– Мы были в ссоре.

– Причина вашего обоюдного похолодания?

– Вы уже знаете или узнаете, так пусть это будет из моих уст. – перевела взгляд с Путилина на пристава, потом обратно. – Этот подлец совратил воспитанницу, доверенную родителями моему попечению. Я настаивала на их помолвке и женитьбе, чтобы скрыть позор, которым он покрыл не только себя, но и доброе имя нашего семейства.

– Господин Шляхтин угрожал вашему супругу?

– В моем присутствии нет, но и о содержании разговоров, происходивших с глазу на глаз, Алексей Иванович ставил меня в известность. Вот последнее присланное Порфирием письмо, – она подошла к столику и достала из шкатулки сложенный пополам лист бумаги и протянула в сторону Путилина, тот взял подданное, – оно доставлено нашим слугой за полчаса до трагических событий.

– Разрешите прочитать?

– Для этой цели я вам его и даю. После прочтения Алексей Иванович передал его мне.

– Что вы были намерены предпринять в связи с поступком вашего брата?

– Как мне было не горько, но я отослала письма господам Дмитриевым и отцу в Екатеринослав.

– Простите за бестактный вопрос, но я вынужден потревожить ваши чувства. Вы слышали выстрелы?

– К сожалению, нет. Кабинет находится в другом конце коридора, а я все время находилась в спальне.

– Но ваш супруг убит в столовой, а она ближе к спальне.

– Нет, выстрелов я не слышала, – обрубила вдова, – мне сообщила Маргарита Иоганновна о случившемся. Мне было бы больно видеть Алексея Ивановича в таком виде, с выбитым глазом.

– Если…, – начал пристав, но его грубо оборвал Путилин, не дав задать вопроса.

– Простите за вторжение, – склонил голову Иван Дмитриевич, – служба. Разрешите откланяться.

Только в коридоре он прошипел приставу.

– Я все замечаю, и позвольте воспользоваться своим положением и мне задавать вопросы.

– Но, Иван Дмитриевич, она же…

– Да, да, пойдемте к немке.

– Маргарита Иоганновна, – начал с порога Путилин, – позвольте задать несколько вопросов.

– Да, да, я готова.

– От кого вы узнали о смерти Алексея Ивановича?

– Когда раздались выстрелы, я была с детьми, но показались странными хлопки, и я вышла в коридор, из него в столовую. Мне стало ясно, что господин Рыжов мертв.

– Сколько было хлопков?

– Два, по—моему.

– Два или больше?

– Наверное, два.

– Вы ни с кем не столкнулись в дверях или в коридоре?

– Во вторых дверях, тех из прихожей, была Катерина, а в коридоре Мария Степановна.

– Мария Степановна видела супруга?

– Не могу сказать, я не видела, чтобы она заходила в столовую. Я ее видела в коридоре.

– Вы рассказали ей о смерти господина Рыжова?

– Да, я сообщила ей, что он мертв.

– А Долбня?

– Его я не видела.

– Как вам поворот! – обратился Путилин к приставу.

Тот только развел руками.

– Не может быть!

– Что?

– Кто же убийца?

– Его– то мы и ищем.

– Скажите, Екатерина, когда ты вошла в столовую, что ты там увидела?

– Я дверь отворила, тут выскочил молодой барин и все.

– Кто еще был в столовой?

– Не видела никого.

– А Маргарита Иоганновна.

– Нет, ее там не было.

– Ссору не видела?